Мордовская община

Важнейшим традиционным институтом социализации личности у мордовского народа выступала община (или мир — сельская община со всеми её членами : "С миру по нитке — голому рубашка", "Всем миром", "На миру и смерть красна", "Не от мира сего", "Сильные мира сего"). Фактически каждый человек с момента рождения и до самой смерти находился под её опекой. Она приобщала детей и молодежь к нормам общественной, правовой, трудовой жизни, к системе общинного этикета и его вековых правил, коллективным видам работы, общественным праздникам, религиозным верованиям.

Община (мир) — исторически сложившаяся форма крестьянского объединения и самоуправления. Она проявляла себя во всех сферах жизни : экономической, социальной, идеологической, в семейно-брачных отношениях, быте, психологии, культуре. Община была хранительницей народных традиций, коллективной памятью этноса. Мордовская сельская община была довольно жизнестойка. В этнографической литературе не раз подчеркивалось, что Мордовия является краем с сильными общинными традициями, таковой она осталась после отмены крепостного права, таковой она вышла из столыпинских реформ. Община довольно активно функционировала в первый период советского строительства, и только коллективизация сумела разрушить этот институт. Мордовская община, как и у ряда других народов, сохраняла себя как социум, прежде всего потому, что в ней и через нее удовлетворялась естественная потребность крестьян в трудовой и социальной кооперации.

У мокши и эрзи нет слова для передачи понятия «община». В повседневном быту крестьяне обычно употребляли термин велень промкс (м.), велень промкс (э.), имея в виду орган управления, соединявший в себе и правотворческие, и исполнительные функции. Велень промкс (промкс) выражал мнение общины и одновременно корректировал его в соответствии с нормами обычного права. Мордовская община по своему характеру, положению имела много общего с традиционными общинами других народов. Вместе с тем у неё были и своеобразные черты. Историческую специфику и этнический фон придавали ей устойчивые, крепкие родственные и свойские связи и отношения.

Мокша и эрзя в основном составляли сословие ясачных крестьян, находившихся в непосредственной зависимости от государства. Они, как особая категория земледельческого населения, в фискальном отношении не смешивались с оседавшим в мордовском крае русским населением, что нашло отражение и в административном устройстве. Первоначально образованные здесь уезды делились на станы, особые для русского и мордовского населения, даже если оно проживало вперемешку. При создании русских станов имелись в виду только удобства правления, мордовские же станы были организованы с учетом исторически сложившихся групп мордвы, имевших древнее происхождение и представляющих собой «земляческие» объединения.

Поскольку в прошлом у мокши и эрзи деревни представляли патронимические поселения (отцовские), то ясачные общины по своему составу были в опреде-ленной степени семейно-родственным коллективом. Весьма показателен в этом плане документ о молении алатырской мордвы в 1629 г.: «... а с женами и деть-ми их и племя Арзамасского уезда, дер. Кельдюшевы Чалетка Пятов со своим племенем, да Нижегородского уезда мордвин Батякш Аишкев с своим родом и с племенем ...».

С включением мордовского этноса в единое российское пространство ясачная община стала приближаться к общине русских черносошных крестьян. В конце XVIII в. стали возникать сложные общины, включающие в себя несколько населенных пунктов. В ряде мест они стали преобладающими. Например, в Самарском уезде из 9 мордовских общин лишь две были простыми. В Бугульминском уезде из 18 — 8 простые, остальные — сложные, состоявшими из 2, 4, 5 и более деревень.

На территории Мордовии сложные общины преимущественно имели однонациональный характер. В Заволжье широкое распространение получило образование общин с разнонациональным составом, что объяснялось особенностью его заселения. Например, в Бузулукском уезде насчитывалось 34 поселения, из них мордовских — 7, мордовско-русских — 21, мордовско-русско-чувашских — 3, мордовско-татарских — 1, мордовско-украинских — 1, мордовско-русско-укра-инских — 1. Например, деревня Новое Домосейкино Бугульминского уезда входила в общину, состоящую из шести деревень, где проживали мордва, русские, чуваши, татары, удмурты. Следствием взаимосвязей мордвы с различными народами явилось знание ею языка русских, татар, чувашей. Взаимоотношения членов смешанных общин были добрососедские : крестьяне ходили друг к другу в гости, на праздники, принимали участие в помочах, девушки устраивали совместные посиделки, молодежь водила хороводы.

В XIX в. появляется тенденция к разделу сложных общин и господствующей формой общины у мордвы становится простая : одно село — одна община. Эта ситуация сохранялась и в начале XX в. Так, в Саранском уезде накануне революции зарегистрировано 282 общины, из них : 205 — совпали с поселением, 50 — были сложные, 27 — разделенные (в одном селении 2 и более общин). Образование раздельных общин связано с принадлежностью жителей одного и того же населенного пункта разным владельцам. Типичным примером является деревня Подгорное Кушкинской волости Темниковского уезда Тамбовской губернии, где функционировало 3 общины.

В количественном отношении мордовские общины преимущественно являлись многодворными. Так, в 50–60-х гг. XIX в. средняя численность мордовских селений в Пензенской губернии составляла 680 человек, русских — 530. Это положение не изменилось и в конце XIX – начале XX в. Показательно, что во всех уездах Заволжья и в Левобережье, где располагался коренной регион расселения мордвы, численность мордовских селений была значительно выше, чем русских. Например, в Самарской губернии соответственно 1085 и 600 человек. Это объяснялось как фактором длительности существования мордовских селений и нахождением их жителей в разряде «государственных крестьян», так и сравнительной стойкостью мордовской сельской общины. Бытовали также и малодворные, так называемые «худые» общины, состоящие всего из 5-7 домохозяйств. Многодворные общины имели свои преимущества : сила коллектива могла противостоять правительственным распоряжениям, при сборе общественного капитала на местные нужды получалась достаточно большая сумма, благодаря которой можно было осуществить большое строительство, купить инвентарь, построить мельницу, школу, больницу и т. п.

Полноправным членом общины считался человек по рождению, он имел все права и обязанности данного социального института. Пришедшие в общину со стороны входили в разряд «пришлых людей».

Крестьянская община имела свою управленческую структуру. Высшим органом являлось общинное собрание — сельский сход. Крестьяне считали, что он — нечто вроде сбора большой семьи, на котором советуются, как поступить в том или ином случае, тогда как на волостных сходах решение зачастую зависело от мнения начальства, к которому старосты и другие представители крестьян прислушивались без критики. Традиционное мировоззрение мордвы высоко оценивало совещательный принцип в мирском управлении.

По обычаю и закону, на собрание созывалось все приписное население. Основную массу составляли домохозяева, владевшие земельным наделом. На них начислялись платежи и повинности. На сходе могли присутствовать и представители других сословий : учителя, лавочники и т. п. Правом голоса обладал лишь крестьянин-домохозяин. Это право гарантировало обязательное участие в вынесении приговора по любому вопросу. В редких случаях таким правом пользовалась женщина, например, вдова при малолетних детях. Особенно участилось ее присутствие в работе схода в годы Первой мировой войны, когда она стала выступать в роли домохозяина. Женатый сын с детьми не имел решающего голоса, если не вел самостоятельного хозяйства отдельно от отца.

Общинные собрания собирались раз в месяц. Летом они проходили на улице, обычно на площади, а зимой нанимали специальный дом промкс кудо (э.), пу-ромкс (велень) куд (м.). На повестку дня схода выносились самые разнообразные вопросы, касавшиеся всех сторон административной, хозяйственной и духовной жизни сельских жителей. Наряду с этим осуществлялись выборы управленческого аппарата. Выборные должностные лица утверждались приговором, который заверялся волостным старшиной или писарем. Главой общины считался староста. Мордва воспринимала его как слугу общества и ответственное лицо за сельский мир. Эту должность занимали в основном незажиточные крестьяне или середняки. Нужно сказать, что крестьян отталкивал принудительный характер общественного служения. Оно отрывало домохозяина от сельскохозяйственных работ. Зажиточные крестьяне старались откупиться от любой выборной должности. Такое явление имело распространение и у мордвы. А. Можаровский писал : «Посаженный в старосты нередко через год уже откупался у мира водкой». Практически не было случаев, чтобы кандидатом на должность старосты стал бедняк. Крестьянский мир в этой ситуации был единодушен и сознательно отводил кандидатуры крестьян-бедняков, чтобы гарантировать общину от финансовых затрат. Аналогичное положение было характерно и для мордвы.

При избрании сельского старосты действовал возрастной ценз. Хотя по закону избранными могли быть лица не моложе 25 лет и при условии, что они являются главой собственного домохозяйства и семьи, на практике старостами становились люди не моложе 35 лет. Крестьянский мир ценил прежде всего смекалку, опыт, мудрость, честность, чтобы «предобажденьев никому не чинил». Важной характеристикой кандидата в старосты была его приверженность кодексу моральных устоев : строгое поведение в быту, в семье, уважение к старшим, добросовестное отношение к своим обязанностям. Во второй половине XIX в. стал действовать и образовательный ценз.

Обязанности сельского старосты в общине были весьма обширными. Вместе со своими помощниками он подготавливал сход, открывал его, докладывал повестку дня. Порядок обсуждения вопросов зависел от степени заинтересованности всех общинников. Староста выполнял множество общественных обязанностей, не отрывая крестьян ни от их домашних забот, ни от сельских работ. Он наблюдал за сохранностью системы межевого деления полей по дворам и межевых знаков, контролировал исправность общественных дорог, мостов, гатей и т. п., был ответственен за исправное погашение общиной всех видов платежей, следил за состоянием всех общественных заведений, находившихся на земле общины. В пределах своей территории староста исполнял и определенные полицейские функции : охранял порядок и безопасность крестьян, их имущество. За некоторые проступки он мог подвергнуть виновного разного рода наказаниям. Старосты организовывали первую помощь при пожарах, наводнениях и других происшествиях, а также были обязаны предупреждать лесные пожары, порубки в ле-сах и т. п. По этой работе общинники оценивали фигуру старосты и эффективность всего аппарата. Как свидетельствуют приговоры сельских обществ, общинники могли освободить от занимаемой должности лиц, не справившимися со своими обязанностями, нарушившими нормы общественного порядка — даже в разрез постановлениям начальства.

Вторым по значимости должностным лицом был сборщик податей. Он вел учет поступавших от сельчан различных платежей и взносов. В этом плане представляют интерес палки сборщиков налогов. Это были своеобразные «списки» хо-зяйств сел, нанесенные идеографическими знаками. Каждый знак (мета) означал хозяйство определенного крестьянина и подразумевал фамилию, имя, отчество главы семейства. Зарубками отмечалось количество мужских душ в семье, точками — женских. Меты включали в себя понятия «двор», «хозяйство», «глава семьи» и т. д. Необходимо отметить, что эта должность была непопулярна в народе, так была как связана с принудительным взиманием долгов с общинников. Это привело к тому, что в ряде общин было принято поочередное для всех домохозяйств выполнение этой обязанности.

В официальном составе сельского управления обязательно был писарь, нередко единственный грамотный человек в деревне. До 1860 г. в России действовала практика подготовки профессиональных кадров для службы в сельских и волостных правлениях с обязательной 10-летней службой. После 1860 г. этот порядок был изменен, и сельские писари стали приписываться к крестьянскому сословию с земельным наделением без 10-летней выслуги. Многодворные общины имели более сложную структуру. Для выполнения административно-хозяйственных дел утверждались также вахтер общественного магазина, церковный староста, пожарный староста, караульщики полей, лесов и др. На некоторые неключевые посты назначались пожизненно. В небольших по размеру общинах староста часто совмещал все должности.

На сходы выбирались и поверенные лица от общины. Это было весьма ответственное дело. Уполномоченные представляли интересы общинного коллектива во внешнем мире, обеспечивая взаимоотношения с государственной властью. Об этом свидетельствуют специально составленные приговоры : «... уполномочиваем ходатайствовать от имени своего за наше общество по всем делам как ныне производящимся, так и впредь возникнуть могущими в судебных учреждениях и у должностных лиц, подавать прошения, объявления, заявлять спор о подлогах, получить справки, всякого рода документы ...». Большая ответственность, которая возлагалась на поверенных, заставляла иногда избираемого отказаться от предложенной должности и просить самоотвод или отставку. Однако сход своим решением мог заставить выполнять эти обязанности. Согласно обычаю, после избрания поверенный давал клятву «выполнять свои обязанности по закону и совести, соблюдая заветы предков, а также заверял сход не чинить несправедливость, не обижать обездоленных и сирот. На чем держать ответ перед страшным судом и богом».

Вплоть до 30-х гг. XX в. большим авторитетом и решающим правом голоса пользовались почетные старцы, представляя своего рода неформальную власть общества. Они составляли совет старейшин, имеющий право вмешиваться во все вопросы жизни общины. Это были уважаемые люди села, обладавшие большим влиянием на сходках. Без их согласия староста не принимал ни одного важного решения. Старики играли роль арбитров в важнейших мирских делах, выполняли функции судей, руководствуясь традициями отцов и дедов. В народе «совет старейшин» считался хранилищем обычаев предков, традиций. Его значимость проявлялась в спорных случаях житейской практики. В крестьянском сознании единодушно признавалась эффективность этого органа. Но на рубеже XIX–XX вв. независимые в прошлом «советы старейшин» начали поддерживать зажиточных крестьян, стремившихся подчинить общественное мнение в своих интересах.

Взаимоотношения крестьянских дворов с мирским управлением регулировались нормами обычного права. Общественное самоуправление опиралось на дисциплинированность общинников. Домохозяева, уходившие на заработки, были обязаны оставлять за себя замену, о которой докладывали старосте. В большой семье правом представлять на сходке домохозяина, по его поручению, пользовались сыновья по старшинству, а при их отсутствии — зятья. Данное положение связано с тем обстоятельством, что, по законодательству, приговор входил в силу, если за него голосовало 2/3 членов схода. Но на практике принятие решений колебалось от простого большинства присутствующих до длительной борьбы сторон и группировок. Если не удавалось набрать достаточное количество голосов, то мир откладывал решение вопроса до другого раза, пока все члены не придут к единому мнению.

Поведение на собраниях во многом зависело от повестки дня. А. Можаровский отмечал : «... если дело касалось угодий, порядок на сходе был образцовый. Когда же чуется в перспективе мирская попойка, тогда порядка не бывает, хорошие люди на такие сходы и глаз не кажут». Небезынтересно отметить, что в ряде сел заволжской мордвы существовал своеобразный обычай : за неявку на собрание без серьезных причин на окно отсутствующего вешали специальный ярлык. Чтобы его снять, хозяин обязан был уплатить штраф или выполнить работу в пользу села.

Мордовская община имела многофункциональный характер, она охватывала все стороны жизни и деятельности крестьян. Как отмечал В. Майнов : «... у эрзянского мира и схода дел не переделаешь». Аналогично было и у мокши. На первом месте стояли вопросы о землепользовании, о системе и принципах распределения мирского надела по дворам, о налогах и финансовых делах общины. У мордвы, да и в целом Средневолжском регионе преобладало общинное землепользование, основанное на равенстве участников и равенстве условий для работы. Распределение земельных угодий осуществлялось по ревизским или наличным мужским душам. В зависимости от социально-экономических условий и политической обстановки земельные переделы проходили в разной степени интенсивности. У большинства государственных крестьян они были продолжительными : от 8 лет и более. Частые переделы наблюдались в малонадельных общинах и там, где земля отличалась почвенной пестротой. На рубеже XIX–XX вв. в ряде общин утверждается принцип передела с промежутками до 12 лет. Так, в Темниковском уезде государственные крестьяне установили промежутки между переделами в 9–12 лет, в Спасском — в 10–15 лет. Многонадельные крестьяне постепенно переходили к переделам в 25 лет и более, становясь фактически беспередельными.

Коренные переделы были продиктованы постоянным изменением числа душ мужского населения в отдельных семьях и в целом в крестьянской общине. Частые переделы затрагивали интересы отдельных семей, так как происходила передача участков от одних к другим. Община считала справедливым и необходимым давать дополнительную землю тем своим членам, у кого оказывалось больше наличных душ и меньше земли, отрезая её у тех домохозяев, у которых количество душ уменьшилось. Таким образом мир снимал излишки земли с одних дворов и передавал другим.

Итоги коренного передела община корректировала переверстками, в результате которых устранялась дробность, разбросанность полос одного двора в общем поле передвижкой крестьян с полосы на полосу. Они же являлись залогом «мир-ской справедливости» — посредством жеребьевки община передвигала полосы крайних, наиболее страдавших от потравы в глубь поля.

Переделы общинных земель проводились по строго разработанным правилам : на мирском сходе выбиралась специальная комиссия по обмеру и разбивке участков, которая в присутствии домохозяев оценивала качество земельных наделов, предлагала наиболее оптимальные варианты и т. д. Тщательность измерения наделов приводила к удивительному равенству земельных полос.

Также скрупулезно учитывались и делились общественные луга. По обычаю, к их распределению приступали после Троицы. Луговые угодья распределялись или сразу на души (по числу наличных мужских душ), или на группы. Широко практиковалась косьба несколькими семьями. После сушки сено делили по копнам, в зависимости от душевых наделов. Во многих уездах (Спасском, Темниковском, Ардатовском) сено складывали в общие стога и по мере надобности делили по семьям.

Резкое сокращение лесных массивов заставило общину установить контроль над лесопользованием. Без разрешения схода никто не имел права делать порубки в лесу. Община регламентировала время вырубки леса, порядок раздела, объем. Так, в селе Старое Синдрово массовые порубки проводились только через 20 лет, а прореживания — ежегодно. Обычно они приурочивались к строительству домов, заготовке дров и другим надобностям. Рубка леса производилась обычно осенью по окончании полевых работ. Делили его по жребию на количество работников. В ряде общин весь лесной массив распределялся на участки по душам.

Важной хозяйственной задачей общины являлась организация досмотра за общественным стадом. В разные исторические периоды она имела свои особенности. Первоначально обилие пастбищ и лугов давало возможность обходиться без пастуха. С ранней весны и до поздней осени весь скот пасся на обширных выгонах вокруг селения. В Самарской губернии скот выпускали без присмотра на специально отведенные участки леса и на выкошенные луга. В ряде мест применяли попеременный вольный выпас на различных участках, огораживая места выгона от усадебных земель, посевов и сенокосов. Изгородь не давала возможности скоту выходить за ее пределы, предохраняя поля от потравы. Но во второй половине XIX в. в связи с ростом населения, дроблением наделов, изъятием части земель в фонд казны и др. стала ощущаться нехватка выгонов. Постепенно вольный выпас скота стал заменяться пастьбой с помощью наемных пастухов, которых выбирали и утверждали велень пуромкс (велень промкс). Отбор кандидатов в пастухи проводился очень тщательно, старались выбрать проверенных, опытных, знающих свое дело людей. Кроме того, от них требовалось хорошее знание местности, расположения пастбищ, а также определенные ветеринарные навыки. По народной мифологии пастухам приписывались магические качества, например, умение способствовать плодовитости скота, спокойному его поведению в стаде, уберегать от падежа и др. Вероятно, с этим обстоятельством связан обычай одаривать пастухов в день первого выгона скота. Раскладка и сбор платы за пастьбу осуществлялись по-разному : в одних общинах один раз, перед выгоном стада или при завершении сезона, в других — два раза. Платили за выпас с определенного количества крупного и мелкого скота. Содержание и кормление пастухов лежало на обязанности домохозяев. На рубеже XIX–XX вв. в связи с процессом дифференциации крестьянства должность пастуха из выборной превращается в постоянную. В ряде мест получило распространение наем пастухов из числа странствующих в поисках заработков. Иногда в найм отдавали детей-сирот, по достижении ими 17 лет. 11-13-летние мальчики исполняли роль подпасков. Устойчивой функцией было распределение ежегодных платежей и трудовых повинностей.

Государство использовало общину в системе обложения в качестве организатора и гаранта уплаты податей. Без этой функции она не могла бы получить официального признания. Однако роль общины не сводилась к уравнительному распределению, осуществлению круговой поруки и полицейского надзора. Часто она фактически заменяла подушный принцип распределения и годовой оклад податей, раскладывала между всеми плательщиками соответственно их имущественному положению. В ряде случаев общая сумма обложения распределялась по количеству рабочего скота. Но в подавляющем большинстве уездов господствовала система обложения мужской рабочей силы. Исходя из норм обычного права, от платежа освобождались неимущие, по старости и болезни. Раскладка сборов решалась на сельском сходе.

Характерной чертой мордовской общины являлось правило, согласно которому «она не отбирает земельных наделов у своих неисправных плательщиков податей, как это делается у русских, и все недоимки раскладывает поровну на всех однообщинников». Этим в определенной степени объяснялся незначительный процент безземельных дворов. По данным подворных переписей 1910-1913 гг., в Мордовии среди русских безземельных было 2,8%, татар — 3,1%, мордвы — 1,8%.

Большое значение уделялось строительству и ремонту различных общественных сооружений. Для хранения страхового запаса зерна сооружали складские помещения — велень утом, велень амбар, — предназначенные на случай неурожая или каких-нибудь стихийных бедствий. В ведении общины находилось благоустройство села и прилегающей местности. Всем коллективом строились и исправлялись дороги, мосты, гати, изгороди вокруг полей или огородов. Например, община села Борискина Бугульминского уезда «справила два моста через реку Сок и несколько гатей через родники, для чего она разделилась на десятки. На работу шли с топорами, лопатами, вилами, везли по возу навоза и несколько возов хворосту, сообща нарубленного в своем надельном лесу, и таким образом вся починка мостов и гатей кончалась в один день». Аналогичное распределение работ имело место и у соседних народов.

Община несла ответственность за безопасность села, полей, лесов, скота. С целью противопожарной охраны строили специальное помещение — пожарку, где постоянно находилась лошадь, оборудованная телега с бочкой и водой, а так-же необходимый инструмент для тушения пожара. Для оповещения жителей на столб подвешивали колокол или лемех. Пожарка была центром сельской жизни. Здесь можно было узнать обо всем и обо всех. Довольно часто она служила местом проведения досуга молодежи и подростков. Нередко в ней останавливались на ночлег путники. В малодворных общинах противопожарную охрану несли караульщики, которые назначались поочередно от каждого крестьянского двора. В больших селах составлялись пожарные команды, состоящие из 3-5 человек.

Все крестьянские дворы обязаны были соблюдать принятую систему хозяйствования : время пахоты, посева, жатвы. А. Гастгаузен, путешествуя по мордовскому краю, отмечал : «... между крестьянам царствует величайший порядок, в один и тот же день, в один час все вместе выходят пахать, боронить, в один и тот же день возвращаются все домой».

Природоохранительная деятельность общины предусматривала многообразие агрокультурных начинаний. Обычно выбор сельскохозяйственных культур был прерогативой крестьянского общества. Тот сорт, который переставал давать хороший урожай, заменялся другим, более рентабельным. В ряде случаев община выступала инициатором внедрения прогрессивных технологий, новых сортов культур. Например, в восточных районах Мордовии широкое распространение получил выведенный местными селекционерами сорт ржи «корсунка-белица», который позволял в отдельные годы снимать весьма высокие для того времени урожаи — по 60-70 пудов ржи с десятины.

Важнейшим способом поддержания необходимого плодородия почв было обязательное систематическое их удобрение. Народная мудрость утверждает : «Паксяв щат лама навоз, а паксяста — лама серонь усф» (м.) («В поле много навоза привезешь — много хлеба увезешь»). «Парте сокат — сюпавчис токат» (э.) («За землей хороший уход — богатый доход»). Община строго контролировала правила проведения этого хозяйственного действия. К нарушителям применялись меры принуждения : не допускали к жеребьевке, оставляли домохозяина на его же неудобренной полосе. К тому же нерадивый хозяин ощущал на себе давление общественного мнения.

Сельское общество также обязывало крестьян соблюдать сроки и характер использования земель, способы и приемы ведения хозяйства. Народный сельско-хозяйственный кодекс мы находим в пословицах и поговорках. Например : «Лов алу мода сокат — лама сера кочкат» («Под зябь землю вспашешь — много хлеба соберешь»). «Видят рана — саят ламо» («Рано посеешь — много соберешь»). «Сокамс паксяценъ тунда ламос кадсак — пекцень аф андсак» («Весной вспашку затянешь — ножки протянешь»). «Майстэ паринат сокат — нужас а токат» («В мае пар вспашешь — нужды не узнаешь»). «Умасот тишесь-сорсь — сала-танза, кода ворсъ» («Сорняк на загоне растет — больше вора крадет»). «Сидеста видефсь аф видемада (шурода) хужа» («Пересев (букв, «частый сев») хуже недосева»). Общепринятые нормы и стереотипы вынуждали домохозяев соизмерять свои действия с возможной реакцией со стороны сельского мира. Ведь обязанности двора перед соседями переходили из разряда чисто агрокультурных в разряд социальных.

Общинная регламентация присутствовала и в других сферах деятельности. Например, чтобы не препятствовать воспроизводству рыбы, запрещалась ловля в период метания икры, не разрешалось делать индивидуальные запруды.

Свои правила действовали также в организации пастьбы общинного стада. На территории Мордовии повсеместно черный пар служил не только как средство восстановления плодородия почвы, но и местом пастьбы для скота. Это условие было обязательным для всех. Община строго соблюдала также сроки выгона скота на луга и поля: выгон на пару, в яровом поле до начала пашни и выгон по жниве. Эта система в экономическом отношении являлась довольно выгодной. Исходя из этого, «... каждый домохозяин, а равно и безземельный крестьянин, не только имеет право, но даже обязан выгонять свой скот в общинное стадо. Мир не позволит своим членам добровольно отказаться от данного правила, чтобы не нарушались интересы всей общины».

Рациональному природопользованию способствовала народная этика. В процессе естественно-исторического взаимодействия с окружающим миром мордовская община выработала определенную экологическую культуру, позволяющую обеспечить равновесие с природой. Из поколения в поколение передавалась любовь к земле, лесу, воде, лучшие способы их использования и охраны. Мордва, как и другие народы Поволжья, поощряла бережное отношение к богатствам флоры и фауны, что, несомненно, содействовало их сохранности. П. Мельников писал : «В старые годы на Горах росли леса кондовые, досель они уцелели лишь по тем местам, где чуваши, черемисы да мордва живет ...».

Большое влияние на формирование экологической культуры, что являлось характерным именно для мордвы, оказывали религиозные дохристианские верования, связанные с поклонением божествам, олицетворяющим ту или иную силу природы. Сакральными функциями наделялись земля, вода, лес. В традиционном мировоззрении широкое распространение имел культ отдельных деревьев, рощ. Своеобразной формой контроля и регламентации служили приметы, предписания по отношению к некоторым животным и птицам. Считалось, например, что убийство журавля, голубя, ласточки, земляного зайца, разорение птичьих гнезд приведет к несчастью в семье. Данные поверья содержали заботу о воспроизводстве животного мира. Реальная же основа находила воплощение в представлениях о магической связи живой природы с человеком.

Конечно, ряд общепринятых норм и стереотипов напрямую молодого поколения не затрагивал, но он касался их родителей, родственников, соседей. Дети, подростки были свидетелями того, чем может быть чревато нерадивое отношение к своей земле, окружающему миру. Некоторые запреты убивать отдельных представителей фауны предназначались непосредственно им.

Эффективным средством экологического воспитания служило устно-поэтическое творчество, в котором отражено мудрое и бережное отношение народа к природе.

Заметное место в общественной жизни деревни занимала соседская помощь — лезкс (м.), лездамо (э.), которая зачастую проходила через институт общины. Широкое распространение имело оказание коллективной помощи для поддержки хозяйства вдов, сирот, семей рекрутов. По решению схода, в таких хозяйствах выполнялись фактически все полевые рабо-ты : пахота, жатва, обмолот хлеба и др. Община помогала и домохозяину, попавшему в исключительно сложное положение, например, в случае внезапной его болезни или смерти лошади. Повсеместно практиковалось оказание помощи погорельцам.

Мир не только выделял лес, но и осуществлял его вырубку, вывоз на место, строительство самого дома. На самые ответственные стадии возведения избы, когда ставили сруб и поднимали матицу, собиралась значительная часть односельчан, включая женщин и детей. Труд здесь распределялся по возрасту и полу. Во время работы царило приподнятое настроение, раздавались шутки, смех. Крестьянская этика предусматривала, чтобы хозяин не принуждал, не указывал, не делал замечаний.

Участие в помочи сознавалось как нравственная обязанность, поэтому отказов почти не бывало. В отличие от индивидуально организуемых лезксов (лездамо), общественные носили в основном безвозмездный, благотворительный характер. Мир исполнял работы зачастую лишь за словесную благодарность. Такие обще-сельские мероприятия оказывали огромное влияние на формирование личности, в особенности детей. Молодое поколение приобщалось к коллективным видам работы, к крестьянской этике труда. На лезксах {лездамо) вырабатывались, закреплялись и передавались в межпоколенной трансляции производственные приёмы и навыки, происходил обмен практическими знаниями. Поэтому влияние помочей на поведение детей оказывалось важным фактором в их социализации.

Община принимала непосредственное участие в судьбе сирот. Сиротами в народе называли детей, не имеющих одного или обоих родителей. В традиционной культуре к ним сложилось двойственное отношение. С одной стороны, с ними связаны определенные негативные представления и приметы. Считалось, что сироты несут в себе отрицательные эмоции, которые передаются тем, с кем они общаются, вступают в контакт. Например, несут несчастье, тоску, могут передать свою судьбу. Исходя из этого, их участие было нежелательным на свадьбе, в детской обрядности и т. п. В то же время широко бытовало мнение, что сироты находятся под покровительством бога, отсюда — подать сироте, что богу. Во время сева молились, чтобы уродился хлеб для нищих и сирот. Взять сироту на воспитание считалось богоугодным делом.

Согласно нормам обычного права, забота об осиротевших детях возлагалась на родственный коллектив. На семейном совете выбирался опекун над малолетними, после чего обращались к миру за санкцией своего решения. К опекуну предъявлялись определенные требования, в частности, чтобы он был человеком достаточно состоятельным, имел хорошую репутацию, пользовался уважением. В. Майнов отмечал : «... У мокши опекуном или воспитателем назначается всегда «хороший старик», на которого, по мнению схода, даже и жалоб-то не может быть никаких». В обязанности опекунов входили забота о здоровье детей, их воспитании и обучении. Кроме того, они брали на себя ответственность о сиротском хозяйстве. По традиции, никакого вознаграждения за труды им не полагалось. У мокши опекун мог пользоваться лишь плодами имущества, но не самим имуществом. Например, имел право на часть приплода, урожая, меда. Если он решал продать что-либо из сиротского имущества, то деньги обязан был представить в волостное правление. В случае недобросовестности опекуна мир заступался за имущество и требовал возвращения награбленного. На страже собственности детей стояло и общественное мнение. Оно осуждало опекуна, если тот воспользуется теленком от сиротской коровы или же поставит сиротский улей на свою пасеку. Усадебная земля оставалась наследственной собственностью сирот, а земельные наделы могли поступить либо в распоряжение опекуна, а в случае его отказа — общины. Обычно опека продолжалась до совершеннолетия воспитанников. Достигнув 17-18 лет, они сами могли позаботиться о своем хозяйстве. У мокши сначала старались их женить, после чего прекращалось и опекунство.

Нередко возникали проблемы при решении судьбы сирот, не имеющих имущества. Особенно они затрагивали девочек. Если никто из родственников добровольне желал взять таких детей на воспитание, то у мокши сход обязывал кого-нибудь из них стать опекуном. У эрзи мир не мог принуждать к этому, поэтому в выбирали постороннего. Издержки, связанные с воспитанием, старались восполнить тем, что, повзрослев, опекаемых отдавали в наем или заставляли исправить за семью какие-либо обязанности и т. п. Сами сироты, став взрослыми, должны были отблагодарить опекуна, работая на него на правах приемышей.

Община отвечала не только за сохранность движимого и недвижимого имущества детей, оставшихся без родителей, но и следила за обращением опекунов с воспитанниками. Однако случаи недобросовестности были очень редки, поэтому в суд почти не обращались. Обычно дело решали почетные старики.

Благодаря совместному проживанию в одном селе, крестьяне были связаны не только общими экономическими и бытовыми интересами. В культуре любого народа исторически выработаны обобщенные эталоны этической оценки. Община осуществляла нравственный контроль над поведением каждого своего члена, который находился под её пристальным вниманием. Она выступала как хранительница морально-этических принципов, поддерживала и защищала принятые нормы поведения не только силой общественного мнения, но и посредством принуждения. Поэтому общине были свойственны судебные функции. Ее ведению подлежали главным образом гражданские и незначительные уголовные дела, которые решались исключительно на основании обычая, норм обычного права. Суд вершили либо избранные лица во главе со старостой, либо совет стариков, либо сельский сход. В спорных случаях вопросы выносились на волостной суд. Меры наказания были весьма разнообразными и находились в прямой зависимости от вида преступления. При разборе мелких тяжб старались примирить стороны, заставить виноватого просить прощение, добровольно возместить убыток. Если дело касалось пьянства, зазорного поведения, то прибегали к публичному увещеванию. За более серьезные проступки виновные подвергались денежному штрафу, телесному наказанию розгами. За тяжкие преступления (поджоги, потраву, кражу в больших размерах) устраивали самосуды, нередко заканчивавщиеся убийством. Самосуды как одна их форм общественного наказания были обычным явлением в сельских общинах и у других народов. Они осуществлялись за проступки, которые, по нормам обычного права, не подлежали оправданию. Однако прежде чем вынести приговор, устраивали дознание, необходимо было признание виновного. Иногда для этого приходилось добывать улики посредством обыска, который делал староста с понятыми или со стариками. В ряде случаев, чтобы найти вора и место хранения украденного, прибегали к ворожбе и гаданию.

В компетенции сельского схода находился вопрос об исключении из общины неугодных ей членов. Например, в селе Лабазь Бузулукского уезда за кражу скота были исключены из общины 13 человек с их семействами и переданы в руки властей. Но нередко мир заступался за своих членов и брал провинившихся на поруки. По сообщению ряда наблюдателей : «Мордва стойки за своих односельцев и дружны. В случае нанесения обиды одному из них, десятки других становятся его защитниками».

В границах общины часть полицейских функций исполнял сельский староста. Например, при неуплате податей домохозяином он мог производить опись его движимого семейного имущества, подлежащего к продаже для покрытия недоимок. На одном из сходов староста оповещал о предстоящей продаже описанного имущества, но сам, а также волостной старшина, писарь и члены их семей не имели права покупать что-либо. Как лицо официальное, староста имел право подвергнуть виновного разного рода наказаниям: штрафу, назначению на общественные работы и др. Однако в повседневной жизни встречались случаи, когда он превышал свои полномочия. Так, в селе Булдыга Краснослободского уезда старостой был избит однообщинник, который скончался от побоев.

В мордовской общине очень часто функции суда исполнял совет стариков, кото-рый выражал общественное мнение. О роли и значении суда стариков можно судить по тому, что именно к нему больше всего обращались за помощью и защитой. В глазах крестьян он выступал как беспристрастный и справедливый орган. Суду стариков подлежали многие семейно-бытовые дела. Старики наказывали сына, который не повинуется родителям, увещевали мужа за непристойное поведение. Так, если у старой матери переставал слушаться сын, а в доме никого, кто бы мог оказать на него решающее воздействие, не было, то она брала с собой кусок холста, свечу и шла на сход. Там она объявляла о своей беде и бессилии справиться с ней. Старики тут же вызывали непокорного и сильно его ругали. На суд стариков приглашали и родителей, если их дети совершили поступок, выходящий за всякие рамки дозволенного. К ним обращались за защитой от напрасно возведенного обвинения. Например, в селе Атюрьеве суд стариков наказал молодого парня за распространение ложного слуха о девушке, которая отказалась выйти за него замуж. Старики учинили допрос и после признания приговорили его к штрафу, чтобы впредь не срамил девушку. По обычаю, они также являлись свидетелями при семейных разделах, если те производились полюбовно. Свою значимость суд стариков в определенной степени сохранял вплоть до начала XX в., представляя собой своеобразную цензуру нравов.

Во второй половине XIX в. община стала проявлять активную деятельность в сфере народного образования. По замечанию К. Д. Ушинского : «Воздействие земств не принесло бы никаких существенных результатов, если бы навстречу ему не шло из самой среды народа пробуждающееся сознание потребности в образовании, вызванное к жизни новыми реформами». Ряд исследователей, представителей русской общественности не раз подчеркивали стремление мордвы к обучению своих детей грамоте. Немаловажную роль в этом играло то обстоятельство, что, согласно положению о воинской повинности, новобранцы, оканчивающие школу, служили вместо положенных 6 лет только 4 года. Если в 1865 г. средства, поступившие на народное образование от сельских обществ Саранского уезда, составили 0%, то в 1872 г. — 32,9%, в Инсарском соответственно 0 и 30,9%. Сельские общины выделяли определенные суммы на содержание церковно-приходских школ. Например, в 1893 г. доля участия сельских обществ в расходах по ЦПШ в Темниковском уезде составила 24,2% от всех источников расходов, в Ардатовском — 23,2%, Алатырском — 36,7%.

Не оставались без внимания общины вопросы, связанные со здравоохранением. Первые стационарные лечебные учреждения, содержавшиеся за счет бюджетов городов и сельских обществ, появились в 40-50-е гг. XIX в. В пореформенной Мордовии сеть больниц несколько расширяется. Организацией здравоохранения занимались в основном земские учреждения. Посильный вклад в это дело вносили общины. В статьях расходов мирских средств выделялись небольшие деньги на медицинское обслуживание. Например, в 1894 г. в Темниковском уезде потратили на нужды здравоохранения 125 руб., Инсарском — 406 руб., Саранском — 416 руб., Ардатовском — 209 руб. Конечно, такие скудные средства не могли изменить общее неблагополучное положение с охраной здоровья.

Община как социальный организм являлась носительницей и хранительницей народных традиций, выполняла функцию воспроизводства этнической культуры. Эта функция реализовывалась в различных формах внутриобщинных и внешних контактов. Авторитет общины, органичность слияния крестьян в единое общество особенно ярко проявлялись в празднично-обрядовой сфере. Мордовское крестьянство располагало своей собственной системой верований, поверий, обрядов, которая составляла важнейший регулятор социальной жизни людей, вносила регламентацию в его трудовую жизнь. В ней сочетались элементы язычества и православия.

Коллективный характер носили календарные праздники, насыщенные разнообразными обычаями, магическими действиями, играми и т. п. В отличие от молений — озксов, где главная роль принадлежала старшему поколению, часть исполнения ролей здесь община распределяла между различными возрастными группами. Так, в обрядах, призванных напомнить о единстве коллектива, главными действующими лицами выступают старики. В тех же обрядах, которые имели функцию плодородия, воспроизводства, активную роль играли дети, молодежь, женщины. Например, зимние и весенние молодежные забавы и развлечения имели нередко откровенно эротический смысл, они предполагали воздействие на пробуждение плодородящих возможностей как земли, так и человека, животных. Свобода общения полов, допустимая во время молодежных игр, выходов в лес, за околицу, на луга, в хлеба, значительная роль девушек, женщин в обрядах — все это символические формы заклинания плодородия. Носителем идеи благополучия, счастья нередко выступали дети, например, в обряде колядования. В компетенции младшей возрастной группы общины, а также девушек и юношей было заклинание весны, изгнание нечистой силы на Крещение. Принцип возрастного и половозрастного деления довольно четко проявляется в семико-троицкой обрядности, в традиционном массовом карнавале проводов весны. Но в целом, кто бы ни выступал главным исполнителем, празднество разворачивалось в рамках общины, с участием всех жителей, подчиняясь определенной последовательности и неформальному контролю мира.

Общественные моления и праздники сопровождались запретами, предписаниями, выполнение которых было обязательным для всех. Полагалось, что только в этом случае можно заручиться поддержкой богов и покровителей. Мир строго следил за соблюдением установленных правил.

Религиозно-этическая функция общины, выступающая обычно в органической связи с функцией воспроизводства традиций, прослеживается и в ее запретах и ограничительных установлениях, касающихся определенных дней. Так, запрещалось работать в праздники, в дни больших молений и т. п. Иногда ограничения касались лишь отдельных видов работ : стирки белья, прядения, рубки дров и др.

Сами эти формы соционормативной крестьянской культуры могли вырабатываться только под влиянием общинного уклада жизни. По этой же причине комплекс производственно-бытовой обрядности сохранялся вплоть до первой поло-вины XX в. С его помощью община решала жизненно важные задачи по сохранению, контролю и воспроизводству своих основных духовных ценностей. Он использовался как способ социальной регуляции поведения. Религиозные ритуалы и календарные праздники выполняли функцию социализации индивида, готовя его к социальной жизни, воспитывая в нем необходимые качества. Главное из них — самоконтроль, подчинение требованиям коллектива. Помимо передачи многовекового культурного опыта, участие в молениях и праздниках дисциплинировало и сплачивало общинников. Молодое поколение, перенимая практическую мудрость старших в производственной и семейно-бытовой жизни, воспроизводило сложившуюся систему обычаев, норм, традиций.

Община имела отношение ко всем без исключения традициям крестьян, включая экономическую сферу. При отсутствии или слабом применении достижений науки и техники традиционность лежала в основе производства, отсюда авторитет мира. Знание сроков и характера сельскохозяйственных работ во всем многообразии их дифференциации применительно к климату, микроклимату, особенностям культур и особенностям года, владение во всей необходимой полноте навыками и приемами обработки полей и готового продукта, ухода за скотом, работы на промыслах и пр. — все шло от старшего поколения. Сам процесс производства был невозможен без закрепления и передачи опыта традицией.

Воспроизводство традиций в хозяйственной сфере определялось также огромной ролью определенного трудового ритма, включающего соотношение сезонных работ, режима дня, согласованности этапов трудового процесса и др. Устойчивый ритм был закреплен длительной традицией, находил идеологическое обоснование в крестьянском мировоззрении, контролировался миром. Внутриобщинные этические представления и нормы, связанные с взаимоотношениями и поведением в сфере хозяйственной деятельности, во многом были подчинены этому ритму, задачам его соблюдения, сохранения. Традицией регламентировалось поведение всех односельчан в начале крупных сельскохозяйственных работ, при их окончании и т. п. В сущности, вся производственная деятельность общины была направлена на обеспечение воспроизводства крестьянской жизни, передачу всего комплекса знаний и навыков, связанных с трудом, ремеслами. В противном случае просто немыслимой была бы преемственность сельскохозяйственного процесса, поколеблена стабильность экономических основ общинной жизни. Обыденное сознание подсказывало, что сохранение традиций является мощным фактором для консолидации и единения этноса в целом.

Невозможно обойти вниманием также этические традиции, которые являются важнейшим компонентом духовной культуры народа. Традиционные нормы общения и поведения, передававшиеся из поколения в поколение, касались самых различных сторон социальной жизни. Они регулировались не юридическими установлениями, а исключительно общественным мнением. Их нарушение не влекло наказаний, но тем не менее они устойчиво сохранялись на протяжении длительного периода. Между жителями одного селения складывались тесные сложные взаимоотношения, основанием которых служили хозяйственные дела, соседские контакты, дружеские симпатии и пр.

Под контролем общины находилась и семья. Вмешательство деревенского мира в семейную жизнь во многом объяснялось тем, что самое хозяйство крестьян, все их имущество и трудовые силы имеют для сельского общества весьма важное значение как источник и гарантия хозяйственных интересов. Кроме того, община была заинтересована и в воспроизводстве новых членов. Традиционное демографическое поведение было направлено на почти всеобщее вступление в брак и рождение большого потомства.

Регулирование семейно-брачных отношений осуществлялось как прямым, так и опосредованным способом, через выработанные миром обычаи, правила, предписания, влиянием на сознание и поступки личности. Семья была зависима от мирских традиций и обязана выполнять установленные нормы. Однако община вмешивалась в семейную жизнь только тогда, когда члены семьи обращались непосредственно за помощью. Она выступала как главный авторитет при семейных разделах. Именно к сельскому сходу обращались за разрешением создать экономически самостоятельное хозяйство. Мир часто исполнял роль третейского судьи при имущественном дележе, при этом нередко руководствовался правилом, что младшие члены должны подчиняться воле старших. В большинстве случаев он поддерживал стремление домохозяев, глав семей удерживать при себе сыновей, в том числе женатых. Община была заинтересована в сохранении больших семей как надежных тягловых и податных единиц. Но поскольку разделы все равно происходили, особенно на рубеже XIX–XX вв., то ее усилия направлялись на их контроль, стремясь в какой-то степени поддерживать традиционный принцип крестьянского наследственного права. Конечно, молодое поколение, прежде всего дети, непосредственно не ощущали на себе воздействие сельского мира, но он воздействовал на личность через общественное мнение, регулировавшее поведение каждого в соответствии с традициями. В повседневном общении, во время индивидуальных и коллективных работ, праздников, молодежных и детских развлечений регулярно и естественно демонстрировались нормы поведения, осуждались или подвергались корректировке отклонения от них. В значительной степени сама община опиралась на общественное мнение при выполнении воспитательных и других функций. Оценка деревни в целом по общепринятой шкале ценностей четко осознавалась всеми членами коллектива. Каждый эпизод жизни человека становился объектом обсуждения со стороны окружающих. Мир четко определял нормы поведения для всех возрастных категорий почти на все случаи жизни, следил за их исполнением, требуя неукоснительного соблюдения традиционного этикета и его вековых предписаний. Влияние общественного мнения на поведение детей оказывалось важным фактором в их социализации.

Носителем общественного мнения выступало старшее поколение. Крестьянскому мировоззрению было свойственно отдавать возрасту предпочтение. Широкий комплекс воззрений, норм обычного права, норм повседневного поведения, связанный с положением стариков, их авторитетом, отношением к ним, представляет собой составную часть системы, посредством которой осуществлялась функция воспроизводства традиций. Особенно велика роль в формировании общественного мнения старших женщин. От их оценки в значительной степени зависела репутация каждого общинника, и прежде всего молодежи. Они выступали в качестве блюстителей традиций, нравственных устоев семейно-личностных отношений. В становлении общественного мнения свою лепту вносили соседи, молодежные и подростковые компании. Вообще для крестьянина, в том числе и мордовского, все его отношения с односельчанами имели не столько интимный, сколько публичный характер. Таким образом, развитие личности шло через общину, через усвоение ее сущности, через присвоение материальной и духовной культуры.

Социализирующая роль сельской общины в бытовом укладе жизни мордвы не оставалась неизменной. Втягивание крестьян в товарно-денежные отношения и его материальная дифференциация отражались и в деятельности мира. Господствующее положение в административно-хозяйственной жизни стали все больше занимать зажиточные крестьяне. Нередко они становились фактическими распределителями всех дел в деревне. Сельские сходы теряли свое традиционное назначение, и зачастую создавалась лишь видимость всенародного обсуждения. Первоначальные их принципы — коллективизм и взаимопомощь — постепенно лишались прежней основы, их роль в общественной жизни уменьшалась и трансформировалась. Общинные порядки чаще всего стали поддерживаться не нормами общинного права и принципами демократического самоуправления, а экономическим принуждением сельской буржуазии. В результат община все больше приобретала дуалистический характер : с одной стороны для нее было характерно стремление стабилизации патриархально-бытовых устоев их жизни, а с другой — в условиях прогрессирующего процесса социальной дифференциации традиционные функции начали постепенно трансформироваться.

Однако в целом устои деревенской общинной жизни разрушались очень медленно, и привязанность крестьян к миру была велика, что показала Столыпинская реформа. Крестьяне не спешили выделяться на хутора и отруба, как это было предусмотрено реформой. Их пугала социальная незащищенность вне мира, вечная угроза стихийных бедствий, всевластие волостных правлений, процветание в них взяточничества. На 1 января 1917 г. в Мордовии вышли из общины примерно 15% всех крестьянских хозяйств, что на 10-11% меньше, чем в целом по Европейской России. Что касается мордовского крестьянства, то оно, по сообщению начальника Пензенского губернского жандармского управления, вообще враждебно относилось к выделяющимся на отрубные участки и в целом к земельной реформе Столыпина.

Некоторые общинные традиции у мордвы сохранялись и в первые годы советской власти. Как показывают отчеты проверки работы сельских Советов, крестьяне продолжали решать вопросы на своих привычных сходах, игнорируя собрания, проводимые Советами. В ряде мест общие собрания заменяли сельский Совет. При выдвижении кандидатур на должность предпочтение отдавали тем крестьянам, кто умел организовывать свое личное хозяйство, и отводили кандидатуру бедняка, мотивируя это тем, что работать не умеет, «разорил свое хозяйство — разорит и общественное».

Начиная со второй половины 1920-х годов, государство приступает к осуществлению социальных мероприятий по усилению воздействия Советов на политическую и хозяйственную жизнь деревни. Они в большей или меньшей мере затрагивали обыденное сознание крестьян, содействовали формированию новых типов общественного поведения, перестройке взглядов на традиционные обычаи и нормы бытовой жизнедеятельности.

Источник: zubova-poliana.narod.ru